Было или не было молодости, не знаю, не помню, забыла. Как ходили в походы всем классом, как спорили о Достоевском, о его Раскольникове. Музеи и театры, выставки и галереи, кино и книги... Стихи, стихи, стихи...
Давно это было. А потом учеба без просветов, потом другая учеба с просветами на личную жизнь, потом личная жизнь с перерывами на учебу. Потом беспросветная работа, работа с просветами и снова беспросветная изматывающая работа. А на ней ложь, ложь и ложь. Разнокалиберная и разноплановая ложь.
Я не хочу их лечить, а они не хотят лечиться, но они требуют, чтобы я лечила, а я требую, чтобы они выздоравливали. Потому что я умею лечить! Я знаю, что они должны сделать, чтобы стать здоровыми. Но они не хотят этого делать, и не хотят становиться здоровыми. Они хотят болеть и лечиться. Процесс хотят. Чтобы болезнь и лечение их длилось и длилось. А мне, вредине такой, результат подавай, понимаешь.
А теперь нет работы, нет заботы... Нет, заботы как раз есть. А вот денег нет. Потому и заботы есть. А до пенсии еще дожить как-то придется. Но муж, хвала Творцу, еще работает. Вот бы еще ему деньги заплатили за его работу, вот бы мы с долгами расплатились тогда. А ему до пенсии и вообще еще глазоньки выпучить - дожить бы просто физически, доползти хоть на карачиках.
Третий наш полтинник у подруги моей, одноклассницы. Подумать только, мы знаем друг друга сорок три года! Сорок три! Дольше меня только мои родители знают... Перебираю цифры и чувствую себя древним артефактом, замшелым таким, что если поскрести по фасаду, то наверняка там найдется путеводная надпись: "Направо пойдешь..." и так далее.
Но 150 - это еще и прекрасная доза, если смотреть не на годы, а на миллилитры. Тяпнули мы сто пятьдесят на троих и... А весело посидели, вот что! И посмеялись, и повспоминали, и новыми впечатлениями поделились, и дети наши потрепались по своим уже не очень-то детским делам - кто и где работает, кем, и как нравится. Дети... Уже вполне взрослые люди. Какие они на фиг дети? Тетка и мужик. У меня тетка, а у подруги мужик. Но для нас они все равно дети. Маленькие и несмышленые. Как и мы для наших родителей.
Мужу моему не повезло, а мои и подругины родители еще живы. И пусть подольше еще поживут. Как можно дольше. Пока они живы, мы можем себе позволить хоть иногда стряхнуть с себя мох своей древности и тоже побыть еще немного детьми. Не каждому пятидесятилетнему человеку везет в жизни говорить кому-то эти слова: "Мама! Папа!"
В общем все нормуль. Вот бы еще денюжек побольше, а долгов поменьше.